Индейские грады совершенного девства

Блаженный Иоанн Богомил

Майским утром 1521-го года солдаты Кортеса вступают в столицу ацтеков Теночтитлану. 

Испанцы изумлены! Их взору предстали дивные дворцы из гранита, украшенные золотом и драгоценными камнями. Они стоят на воде! Таинственные узоры на каменных монументах изумительной красоты…

Глаз невозможно отвести от огромного города-храма с солнечными календарями.

Ошалевшие конкистадоры побросали оружие: ‘Боже мой! Не сон ли? Что мы видим? МЫ ПОПАЛИ В РАЙ ЗЕМНОЙ!’

Они любовались таинственной росписью, изумительной красоты изображениями, их поражали фонтаны юности и благоуханные ароматы, источавшиеся отовсюду. Они слышали какую-то музыку. Им являлись добрые духи. Покинутый жителями город жил, дышал и пел.

Обычный обыватель или вооруженный до зубов солдат становился поэтом. 

 Один из завоевателей так описывает вступление испанцев в столицу ацтеков:  

“Мы достигли широкой дороги и продолжили наш марш в направлении столицы. Боже мой, друг мой, что мы там увидели! Великое множество городов и деревень, построенных на воде. Да ведь это американская Венеция! Подобные башни и дома нам чудились возможными разве что в легендах. 

Как просторны и стройны были их храмы из камня и кедра, и пород других сладкопахнущих деревьев с обрамлением из драгоценных камней и мрамора, с огромными залами и дворами, покрытыми хлопковой тканью!

Теперь послушай, какой удивительной оказалась природа открытых нами земель. Мы прошли в сад, который настолько удивителен, что можно без устали смотреть на разнообразные деревья, вдыхать запахи каждого из них. Мы не переставали любоваться рядами роз и других цветов и многими фруктовыми деревьями, стоящими рядом с водоемом со свежей, чуть ли не благоуханной прозрачной водой.   Из озера можно попасть прямо в сад – на больших каноэ через канал, сделанный специально для этого…

Никогда мы не видали ничего подобного. Где мы? Уж не царство ли небесное спустилось на землю?

Утверждаю тебе, друг мой: в мире нет и не было подобного великолепия архитектуры, изобилия растительности и какого-то духовного неистовства, с которым была украшена эта пространная столица, которой, казалось, не было ни начала, ни конца…”